* Название: А Земля по-прежнему вертится
* Автор: Ло-Ло, m!ss Darina
* Бета: m!ss Darina       
* Жанр:  Deathfic, Drama
* Персонажи и пейринги: ТГ/ВВ, ГБ/Ms.X
* Рейтинг: PG-13
* Размер: Min

А если бы он вернулся домой, что б ему я сказать могла?
Что я ждала, я хотела ждать, пока не умерла…
Мельница, «А если бы он»

Посёлок из одно- и двухэтажных бревенчатых домов среди таёжной чащобы.
Когда он тут появилась?
Главе этого поселения Ивану Валялкину казалось, что он пришёл жить на это место, поставил тут свой сруб, когда община нежити и желавших покоя магов уже была здесь. Жена Ивана, Татьяна Леопольдовна, точно помнила, что первые поселенцы, попросившиеся жить около избушки лесника, появились тут тридцать семь лет назад, когда она вынашивала второго сына.  Постепенно из маленького поселения, в котором проживали лесник с женой и двумя сыновьями, пять леших, один завязавший вампир, вырос целый деревянный городок, который скрывал туман со сделанных вокруг городка болот.
Именно этот вечный туман и стал причиной того, что Татьяна последние годы страдала непроходившим кашлем. Именно из-за этой болезни Иван сейчас сидел у кровати жены и смотрел, как Таня медленно и неизбежно угасала.
Он не говорил об этом с ней, но знал, что этот рассвет для его второй половинки последний. Он сидел у изголовья низкой широкой кровати, на которой заходилась кашлем его жена Таня. Кроме него вот уже второй десяток лет никто её так не называл. Теперь для всех она была минимум Татьяна. Только Пуппер, который уже и ходить-то не мог, а только летал в кресле, и слал привычные красные розы с письма два раза в год, обращался к ней Таня. По-прежнему в каждом письме он обещал и клялся через «максимум полгода» развестись с Джейн, прилететь за Таней, забрать её от «этого грубого нечёсаного мужика» увести её в Великобританию и жениться на ней, благо «тётушки, в силу своего возраста, не могут помешать».
Таня зашлась в новом приступе острого кашля, который резко перешёл в хрипы. Этот кашель больно резал по слуху старого лесника, поскольку он, как и скрип уключин паромщика Харона предвещали неизбежное вечное расставание с любимой.
- Глеб, держи меня! Глеб, Глеб!.. – зашептала она посиневшими тонкими губами. Широко распахнутые глаза слепо уставились в тёмный потолок и медленно закрылись, знаменуя, что её душа отлетела, навстречу рассветным лучам.
Умерла. Вот так просто, словно была обычным человеком, а не магом. Валялкин сжал ее ослабевшую кисть. Ему показалось, что у него самого сейчас сердце остановится, и он пойдёт за своей единственной. Он хотел, чтобы его сердце остановилось! Он хотел, чтобы дом разрушился и его придавило бы тяжёлыми балками, похоронив таким образом вместе с Таней! Но он был жив. И он ненавидел себя за это – за то, что не смог уберечь её, что не смог поменяться с ней здоровьем, что не отдал её тому, кто, может быть, смог бы позаботиться о ней лучше, чем он…
- Отец, мама! – в комнату буквально ворвались два высоких худых мужчины с вьющимися волосами соломенного цвета. Несмотря на то у них было четыре года разницы в возрасте, парни были похожи как близнецы, отличаясь лишь цветом глаз: ярко-голубые у одного и каре-зелёные у другого. Распахнув дверь, они застыли на пороге, увидев отца, баюкающего на руках их бездыханную мать.
- Мы опоздали…
- Нет, - тепло улыбнувшись, сухим, обессиленным голосом ответил им Валялкин, прижимая к себе Татьяну, - вы не опоздали. Мы её проводим вместе…

В этот же день, двадцать седьмого сентября на маленьком кладбище лесного городка в присутствии всех жителей, искренне скорбящих вместе с Валялкиным, появилась восьмая по счёту могила. На неё два сильных жилистых сына усопшей поставили большой деревянный крест. Наблюдая за сыновьями, устанавливающими этот памятник, глава общины думал о совместно прожитых с Таней годах, об их детских спорах, приключениях, проблемах и притирках в начале совместной жизни, радостях и печалях их детей. Он благодарил Татьяну за всё хорошее, что она дала ему: поддержку, дружбу, любовь, отличных сыновей... Благодарил за те усилия, что она делала над собой, за те жертвы, на которые она шла, дабы держать в узде свой вольный характер, чтобы всё-таки быть с ним вместе… И сквозь все эти мысли и воспоминания, он слышал её последнюю фразу: «Глеб, держи меня! Глеб, Глеб!..»
«Я надеюсь, Таня, - думал Иван, плетясь следом за расходящимися жителями, не замечая твёрдую руку старшего сына на своём плече, - что тот, кого ты, оказывается, не хотела в мыслях отпускать все эти годы, хотя бы сегодня почувствует что-то, что он лишился кого-то. Любил ли он тебя? Любила ли ты его? Если да, то почему не осталась с ним? – мысленно вёл диалог с покойной лесник, не зная, что она хотела остаться, что, в конце концов, некромаг добился, чего хотел, но уже тогда, когда Таня ему перестала быть нужна. - Видит небо, я бы не препятствовал. Всю свою жизнь я желал тебе только счастья, это было целью моего существования - сделать тебя счастливой. Я надеюсь, ты хоть мгновение со мной была счастлива. Если так, то, значит, все это было не зря. Надеюсь, он тоже все еще помнит тебя. Так же, как помнила ты его до последнего своего вздоха». От холодного ветра у Валялкина слезились глаза; настоящих слез не было. Потому что было слишком больно. Мир продолжал существовать, Земля вращалась, только Тани Валялкиной, в девичестве – Гроттер, уже не было.

Взглянув на электронные часы, директор нахмурился: часы утверждали, что вместо семи часов десять минут двадцать седьмого сентября сейчас полночь восемнадцатого марта. Часовые механизмы, будь то электронные или механические, очень тонко улавливали колебания времени, которые порождал своим присутствием некромаг и постоянно сбивались. Хотя он вполне мог обходиться без часов, что жена расставила в каждой комнате их огромного дома – как и все женщины, она очень болезненно относилась к быстротечности времени, хотя маг позаботился о том, чтобы отражение зеркала уж если не радовало её, то хотя бы не огорчало. Не тратя время на установку правильных цифр на часах, человек, в чьих волосах, не смотря на его семьдесят лет, было лишь несколько седых прядей, а статности его фигуры могли позавидовать и тридцатилетние мужчины, снова перевёл взгляд на экран компьютера и его длинные пальцы художника быстро забегали по клавиатуре: он торопился дописать одиннадцатую главу своего учебника по трансфугирации для пятого курса до того, как его дочь вместе с младшим внуком вертолёт доставит на остров - событие несомненно радостное, но совершенно беспощадное к времени и силам. Вот что было удивительно: дочь, он точно помнил - приёмная, а внуки были для него родными.
Безусловно, было бы намного быстрее надиктовать книгу на одно из тех устройств, что появились много лет назад в широкой продаже, которые тут же выдавали речь в текстовом варианте, но то, что он сейчас писал, не стоило без важной на то причины произносить вслух.
В последние несколько десятилетий он так часто пользовался клавиатурой, что иногда его посещали мысли: не забыл ли он, как правильно держать ручку. И для тренировок пальцев он не только ежедневно проводил по два часа около мольберта, но писал записки жене, прикладывая к ним  цветы, конфеты и милые драгоценные безделицы. Оказалось, что сохранять отношения на том уровне, какими они были в начале их брака – это самое сложное, чем что-либо приходившееся делать Бейбарсову. Но он справлялся – разжигая огонь в жене, он поддерживал свой.
В дверь тихо постучали. Как всегда Глеб узнал этот острый тихий звук кончиками ногтей по полированному дереву. И, как всегда, не дожидаясь разрешения войти, супруга по-хозяйски вошла в его кабинет. Не произнося ни слова, она плавно подошла к столу, заглянула через плечо мага в экран монитора и, присев на подлокотник антикварного стула, в котором он  работал, обняла мужа за плечи одной рукой, а другой стянула с его волос серебряный зажим и запустила пальцы в рассыпавшиеся по плечам волосы. Глеб, также не произнес ни слова, и, продолжая набирать текст, лишь прижался затылком к её груди.
Внимательно прочитав написанное, женщина ткнула ногтём в экран, указав на строку с ошибкой. Самодовольство на лице Бейбарсова не осталось не замеченным для неё, когда он мельком взглянул на её гладкую белую ладошку, порхнувшую у его лица.
- Да-а, - констатировала его супруга, так же полюбовавшись своей кистью, - ты любишь себя баловать!
Действительно, в том, что её подчас принимали за дочь Бейбарсова, не смотря на то, что на самом деле у них была разница в возрасте всего лишь в пару лет, была только заслуга некромага. И он не таил того, что заботится о жене лишь для своего удовольствия. Они оба демонстрировали друг к другу откровенно потребительское отношение, поскольку глубокая духовная связь, которая установилась между ними ещё когда они не думали друг о друге как о предмете своего вожделения, была незаметна, так же как и незаменима – словно воздух для жизни.
Наблюдая некоторое время за появляющимися на экране буквами, жена заскучала и стала вертеть головой в поисках чего-нибудь нового. И нашла это – около окна стоял мольберт.
Встав с подлокотника, она подошла к мольберту и откинула тонкое полотно, закрывающее недописанную картину Бейбарсова. Увидев себя спящей на боку на чёрных простынях, женщина издала тихий рык. На картине она была голой. Как всегда на его картинах.
- Глеб, прекрати меня рисовать в таком виде!
- Что поделать, если ты нравишься мне спящей, - не отрываясь от текста, ответил некромаг.
- Да рисуй меня спящей, только не голой! По дому бегает куча детей! – супруга спешно накрыла недоделанную работу. - Им, в своём большинстве, ещё рано видеть голых женщин. Тем более завуча.
- Ты всё время спишь голая, - некромаг сохранил текст и закрыл файл.
- А кто с меня всё время пижамы и сорочки снимает ночью?! – женщина угрожающе двинулась к нему.
- А ты не одевай их, тогда и снимать не буду, - выключив компьютер, он полностью отдал своё внимание жене.
- Тогда я буду спать голой!
- Хорошо, мне это нравится.
- Так ты меня голой рисуешь!
- Потому что ты нравишься мне обнажённой.
- Но в доме много детей!
- А ты не ходи по дому голая. Будь голой только в постели. И в ванной.
- Ты меня рисуешь, когда я голая!!! Когда я в постели и в ванной!
- Не правда!
- Как не правда?! Это что? – она указала на мольберт.
- Я не рисую тебя голой в ванной.
- Да, но ты рисуешь меня, когда я сплю голой! – взорвалась ведьма.
- А ты не спи, когда ты без одежды, - отодвинув стул от стола, он встал и направился к мольберту.
- Я пытаюсь не спать, но ты меня всё время раздеваешь!!! – в голосе женщины послышались нотки отчаяния, поскольку она поняла, что муж завёл её в замкнутый круг спора.
- А ты, - Бейбарсов задорно усмехнулся, - потом одевайся... Спокойно! – приказал он жене, когда стул с резной спинкой и изогнутыми ножками поднялся в воздухе до уровня его головы.
- Как я с тобой живу?!. – всплеснула руками она. - Сколько лет я тебя терплю?!
- Не знаю, но могу сказать только за себя: время, которое за нашу совместную жизнь ты была невыносима, составляет… - Глеб замолчал не несколько секунд, производя в уме подсчёты, - семь лет, пять месяцев и…
Второй стул поднялся на уровень головы мужчины.
- Зачем ты вообще пришла ко мне? – применил маг испытанный способ усмирения этой ведьмы – вопрос, не относящийся к предмету спора -  который давал ему мирно с ней существовать уже более сорока лет.
- Это мой дом – куда хочу, туда и хожу! – очередная вспышка эмоций, но уже менее яркая и менее негативная.
- А все-таки?
- Адепты ждут тебя, Мастер.
- Зачем?
- Чтобы ты вручил им дипломы.
- Уже? – поднял бровь Бейбарсов и запоздало понял, что уже полдень – время начало церемонии вручения дипломов школы Глеба Бейбарсова для детей с начальными магическими задатками. Сегодня после выпускного бала стены каменного загородного дома, по своей архитектуре напоминающего замок,  покинет пятый выпуск магов первого-второго уровня.
Помня о том, что он попал к старой некроведьме только потому, что магической силы в нём изначально не было достаточно для того, чтобы его забрали в Тибидохс и тем самым избавили от кошмарного отрочества, маг выискивал детей, проявлявших минимальную магическую активность и брал на обучение. На этот день к первоначальному учительскому составу из самого Бейбарсова, Жанны, Лены и Шурасика, присоединились ещё пять магов и шесть обычных учителей, поскольку школа готовила не магов, а лопухоидов, способных творить чудеса.
- Что ж, пошли, - и маг направился к двери.
- Подожди, - удержала его женщина. – Ты в этом собрался на праздничную церемонию? – не дожидаясь, пока муж определится, ведьма провела руками по его груди и чёрные джинсы с тёмно-синим джемпером сменились на чёрные брюки и смокинг, а на ногах вместо замшевых ботинок появились начищенные до блеска туфли.
Пока проходили метаморфозы с одеждой, жена спросила некромага:
- Какой кошмар тебе сегодня снился?
Глеб не стал интересоваться, откуда она знает о том, что ему снился неприятный сон – скорее всего, его ночные метания по кровати разбудили её. Ему снилось, как будто среди скал, из расщелин которых били гейзеры, обжигая лёгкие ядовитым паром, его кто-то звал – он не понял, мужчина или женщина. Он даже не слышал голоса, он просто знал, что кому-то нужен. Но кошмарным было то, что он бежал по камням с той бамбуковой тростью, что уже давно рассыпалась в прах, зная, что должен откликнуться. Но Бейбарсов во сне не хотел отзываться. Во сне его преследовала мысль: «Есть же другие, почему я? Почему меня зовут?».
- Что-то непонятное… Наверное, что-то случилось с кем-то из знакомых, - предположил он.
Директор школы поморщился, увидев своё отражение в стеклянных дверках книжного шкафа.
- Потерпи немного, - сочувствующим голосом посоветовала ему жена, зная, как он не любит официальные выступления. – Скорее всего, так и есть, - продолжила тему снов ведьма. – Вечером отправишь купидонов по знакомым, поинтересуешься как здоровье. Может, действительно кто-то умер – все уже в очень преклонных годах.
Превратив свой зелёный костюм в атласное платье молочного цвета, взяла Бейбарсова под руку и, словно на буксире, потащила его из кабинета.
Надежда Ивана не оправдалась: некромаг не помнил о своей первой любви, лишь неясное предчувствие беды посетило его в ночь перед смертью Татьяны Валялкиной. Но  отрешенные  рассуждения о том, кто из его знакомых мог покинуть это измерение, не мешали  безмятежному существованию миру Глеба Бейбарсова.