Автор: я
Жанр: сонг-фик. "It's my life!" Bon Jovi
Персонажи: Шурасик/Ленка
Рейтинг: PG-13
Статус: закончен
Размер: мини
Предупреждения: мат где-то был
это третья история цикла "Сердца Четырех".
Первая: Богиня Иштар, храни...
Вторая: Опаленный Высотой
Четвертая: На двоих
От меня: Ребят, это надо слышать. Реально, надо. https://youtu.be/vx2u5uUu3DE
Читаем перевод здесь: http://www.gl5.ru/b/bon-jovi/bon-jovi-its-my-life.html
Я, наверное, та самая «фикрайтерша Лена» из незабываемых стебных фиков Lorie (рекомендую!), потому что здесь должны были быть «Королевна» «Мельницы» и подборка милых занавесочных историй с легким привкусом страдашек по утерянной некромагии. Но ко мне явилась Свеколт, покрутила пальцем у виска, кинула ссылку на этот диалог: http://knizhnik.org/dmitrij-emets/tanja … j-sfinks/8 (читать после звездочек и до конца главы); послушала игравшую у меня «It’s my life!» Bon Jovi, изрекла «Да, вот это – про меня» и ушла в закат, преисполненная уверенности, что я все сделаю правильно. Спорить с некромагами я, простите, не готова.
Ло, тебе - огромнейшее спасибо!
It's now or never!
- Родственников не выбирают! – Жаннка опять оседлала любимого конька. – Мы доны! Геб аш бат!
«Мы доны, Геб аш бат», - мысленно передразнила ее Лена, глядя, как Жанна в очередной раз металась маленькой молнией по землянке и приводила их безмозглого «братишку» в чувство: он опять вызвал Тамику на дуэль, и, конечно, опять получил.
- Лен, не стой столбом, ну помоги, - Жанна смотрела жалобно и с надеждой улыбалась ей. Предугадав ответ, добавила: - Мне помоги, Лен.
Лена обреченно вздохнула: Жаннка ей нравилась. Наверное, даже как сестра. И она часто ловила себя на мысли, что ей жаль эту влюбленную дурочку: ну ведь ежу понятно, что эта эгоистичная сволочь, каковой являлся их… да ни разу не брат! Так вот, он так и будет пользоваться Жаннкиными чувствами, о которых отлично был осведомлен, но уже который год делал вид, что «брат», и все дела.
- Скотина, - в сердцах бросила Лена и стала помешивать начатое подругой зелье, а та, шмыгая носом, кинулась к прерывисто дышавшему Глебу и начала читать поддерживающие наговоры.
Как-то раз Лена не выдержала и, хорошенько оттаскав Жанну за волосы, надавала ей самых обычных пощечин: уж лучше бы этот («слов на него нет!») довел Тамику до бешенства, и та прибила его окончательно – всем стало бы легче.
- Не смей так о нем, не смей! – кричала тогда Жаннка, размазывая по лицу злые слезы. – Он наш брат! Он подаст бабе Тане стакан воды [1], а мы вберем то, что останется. Мы должны о нем заботиться!
Лена знала, что подать воды может любая из них, да так, что ничего не останется. Но их старой ведьме до жути было любопытно воспроизвести феномен Гензеля и Гретель, и поэтому ведущим в тройке был выбран наименее резистентный [2] Глеб – чтоб точно осталось. А более резистентные и, как следствие, более раскаченные и сильные, девочки уже сейчас были вполне состоявшимися некромагами, не нуждавшимися в дополнительных, чужих силах. Не то, чтобы Лену такой расклад устраивал, просто она так и не нашла способа переубедить Тамику, или, как девочки по-семейному ее звали, бабу Таню и, в конце концов, на время смирилась. Поэтому, да – пора было привыкать заботиться об этом конченном эгоисте просто потому, что когда («Не «если», обязательно «когда»!») после их объединения он, по своему самонадеянному скудоумию, всерьез нарвется, то умрут и они. Она, Елена Леонидовна Свеколт, умирать не собиралась: у нее были планы на эту жизнь, а уж как разорвать их связь и освободиться от навязанного ей долга, она обязательно придумает.
И вот они поселились у постели медленно и мучительно умиравшего Глеба и пытались просто облегчить его страдания. Рана от костяной трости с каждым днем выглядела все хуже, Галина Николаевна все больше ворчала, а Гроттер дважды навестила Бейбарсова, и оба раза после этих визитов его трясло в беззвучных рыданиях по полночи. Жанна стала похожа на бледную тень: она не отлучалась от постели умиравшего ни на миг, то шепча наговоры, то поджигая ароматические свечи, то просто держа любимого за руку, чтобы отгонять посещавшие в предсмертном бреду кошмары. Последние дни Глеб в себя не приходил.
А потом пришла Она. Та самая, с зачехленной косой, черным заплечным мешком и каким-то деревянным бочонком подмышкой. Жаннка сдавленно всхлипнула и прильнула к Глебу, шепча: «Не отдам, не отдам, не отдам!» Лена отрешенно подумала, что, увязнув в сером киселе последних дней, забыла позвонить Шурику попрощаться. Старая что-то добренько бормотала, очнувшийся Глеб что-то с вызовом кричал ей, а сама Лена продолжала стоять чуть в стороне, пытаясь выловить хоть одну связную мысль в своей голове. Все они, почему-то, обрывались в самом начале.
- Ох, молодежь нынче пошла! – старая с досады грохнула на тумбочку свой бочонок. – И слова-то вставить бабушке не дают, и вот как тут скажешь-то, ежели даже не слушают… и-и-эх! – она повернулась к Лене. – Можа, хоть ты-то выслушаешь? – Лена перевела пустой взгляд на «бабушку», и та продолжила: - Ты подругу-то свою оттащи, а то мешает она мне, ой, как меша-и-ит. Я ж помочь вашему непутевому хочу: вот достану я из него обломочки-то своей старой косы, да и пойдет он на поправку.
До Лены медленно доходил смысл сказанного. Она моргнула сначала бездумно, потом более осмысленно и, резко взмахнув рукой, отшвырнула Жанну на противоположную стену. Кажется, Жанна от удара рассекла висок и скулу. Лена сжала кулак, и Жанна потеряла сознание. Глеб, оценив перспективы, заткнулся сам.
Когда старая ушла, шутливо погрозив некромагам костлявым пальцем, Лену прорвало.
- Вы, два влюбленных недоразумения, вы меня достали! Глеб, - она зло посмотрела на парня, явно заинтересовавшегося ее истерикой, - я не собираюсь служить тебе всю оставшуюся жизнь. Еще раз во что-нибудь влипнешь – и я покончу с собой, сразу. Ты меня понял? Просто. Прекрати. Это.
- Ты о чем, Ленок? – Бейбарсов попытался улыбнуться, но она лишь нахмурилась.
- О ком, - с нажимом произнесла Лена. – Хватит ваньку валять.
От улыбки Бейбарсова не осталась и следа, на смену ей пришла гримаса вполне искренней боли. Как любой некромаг, Лена умела быть жестокой, особенно если дело касалось ее личных интересов. Глеб отвернулся к стене.
Она стремительно телепортировалась в их с Шурасиком комнату в Магфорде, и, бесстрастно отметив, что ее не размазало и она не промахнулась, повалилась на кровать и разревелась.
Когда Шурасик вернулся в комнату, то застал там сюрприз: Лена сладко спала, свернувшись комочком поверх покрывала. Впрочем, она сразу проснулась.
- Не ждал?
1.
This ain't a song for the broken-hearted,
No silent prayer for the faith-departed.
I ain't gonna be just a face in the crowd,
You're gonna hear my voice
When I shout it out loud:
- Родственников не выбирают, - Лена бормотала себе под нос, просматривая книги с очередной полки в библиотеке, - родственников не выбирают. – Отобрав несколько томов, она присела за стол читальной секции. – Дался мне такой родственничек, вот уж и Костлявая за нами по пятам ходит; пора прекращать этот цирк.
Надо отдать должное ребятам, больше они Лену не беспокоили. Жанна один раз позвонила, вкратце рассказав, что раной Глеба занялась Ягге и, в целом, все у них хорошо. Лена тепло улыбнулась подруге, отметив, что она стала выглядеть лучше с их последней встречи, пожелала удачи и попрощалась.
Все свободное время Свеколт тратила на поиски информации по феномену Гензеля и Гретель, то есть, по дару, разделенному на двоих и более учеников. За эти чуть больше полугода, как они разделили силу старой ведьмы, Лене осточертело чувствовать себя одной из; яркая, неординарная, целеустремленная и, не в пример этим двоим, своей голове хозяйка, она знала, что достойна своей собственной судьбы, а не огрызка, зависящего от поступков сильнейшего в трио. И дольше ждать она не могла: связь хотелось разорвать тем сильнее, чем больше подробностей о ней выяснялось.
Поэтому, когда незадолго до рождественских каникул, прямо посреди занятия со старшекурсниками [3] Лена не смогла шугануть лабораторного хмыря в клетке, а прислушавшись к себе, поняла, что в ней не осталось ни капли магии, она вздохнула с видимым облегчением. Извинившись перед студентами, она вышла из аудитории и отправилась к себе. Сначала достала зудильник – позвонить ребятам, спросить, что случилось. Но потом передумала и принялась собирать вещи: какая разница, в конце-то концов, если она теперь свободна!
Лена уже дописывала прощальные пару строк для Шурасика, когда тот неслышно вошел в комнату и обнял ее, сидящую, за плечи.
- Это еще что за глупости, Елена? – Шурасик едва скользнул взглядом по записке. – Что конкретно ты подразумеваешь, когда пишешь «прощай»? Повелительную форму глагола несовершенного вида?
Лена невольно улыбнулась: он такой милый, ее Шурик. Она закрыла глаза и позволила себе насладиться последними объятиями пока еще своего мужчины.
«Впрочем, - подумала она, - можно насладиться и последней ночью с ним. Уйду на рассвете».
Лена притянула голову Шурика и раскрыла губы для поцелуя, но тот отстранился.
- Я задал вопрос, Елена. И, прошу заметить, не риторический, - он привычно начал расплетать Лене косы. – Это… важно, - прошептал еле слышно и легонько поцеловал ее в макушку.
Лена ненадолго задумалась: если ему и вправду важно, то, может, стоит сказать? Но мысль была немного неправильная, ведь Шурик – юное светило магической науки, а она – обычный лопухоид. Она ведь теперь не сможет работать вместе с ним, не сможет элементарно соответствовать статусу его невесты, а после – жены. Лучше промолчать сейчас – пусть его, пусть ни о чем не догадывается – а на рассвете исчезнуть. Пускай злится, обижается, ругается – для него так будет лучше. Отболит. Ему нужна умная и сильная ведьма рядом.
«Ведьма, а не лопухоидка», - повторила про себя Лена, а вслух произнесла:
- Правда важно? – она почувствовала, как Шурасик кивнул, пару раз ткнувшись в ее макушку подбородком. – Тогда забудем этот момент.
Обычно дотошный, в этот раз Шурасик прекратил настаивать и с удовольствием стал целовать Лену, а затем и вовсе перенес ее в постель.
2.
It's my life!
It's now or never;
I ain't gonna live forever:
I just want to live while I'm alive.
(It's my life)
Ранним утром Лена еще раз проверила, все ли вещи собраны и медленно повернула дверную ручку. Дверь не открылась, а из-под одеяла раздался приглушенный смешок. Лена пнула не желавшую поддаваться дверь и тихо выругалась.
- И куда это мое ребро собралось с утреца пораньше? – Шурасик уже сидел на кровати и, хитро улыбаясь, смотрел на Лену.
- Я ухожу.
Шурасик саркастично угукнул. Лена не понимала, что забавного в этой ситуации: она уходит, фактически, бросает его, а он смеется. Недобро прищурившись, она прикинула свои возможности. По всему выходило, что их нет.
«От слова «совсем»».
Шурасик посерьезнел, угукнул уже утвердительно, подошел к Лене, снял с ее плеча рюкзак.
- Елена, ты всегда была разумной, рассудительной девушкой. И поэтому я… - он на мгновение замялся, но затем бережно провел кончиками пальцев по ее лицу, - я полюбил тебя. – Лена было открыла рот, но Шурасик приложил палец к ее губам. – Поэтому, но не за это, - он выделил последние слова. – Понимаешь?
Лена не понимала. Лена отказывалась понимать. Лена знала, что если он не отпустит ее прямо сейчас, то она уже не сможет уйти.
- Это хорошо, что не сможешь, - Шурасик не стал скрывать, что подзеркаливает. – Потому что я не собираюсь тебя отпускать вот так. Закрой глаза и позволь мне узнать причину твоего абсолютно нелогичного решения.
- Шур, это лишнее. Просто мне пора.
- Куда тебе пора, женщина! На Магфорд-экспресс? В лопухоидный мир? Давай, вперед! – Шурасик взорвал дверь серией тяжелых искр. – Суфражистка!
Лена почувствовала обиду в криках Шурасика и… страх? Он зло смотрел на нее, шумно и глубоко дыша, и на его сжатых челюстях играли желваки. Она чувствовала его присутствие в своей голове. Теперь это не было похоже на щекотку в волосах, скорее, это было интуитивной подсказкой: ты не одна в своих мыслях. И вчера, когда она ушла от ответа на прямой, в общем-то, вопрос, она чувствовала то же самое.
- Значит, ты знал? С самого начала? – Лена отстранилась и попыталась забрать свой рюкзак. Шурасик медленно кивнул и вцепился в лямку второй рукой. – И, несмотря на это, ты считаешь мое решение нелогичным, а причину ухода – недостаточной?
- Я вообще не вижу причин для ухода, – он, наконец, отвернулся. – То есть, не вижу причин для разрыва. Да, в Магфорде тебе находиться небезопасно, хотя я и могу обеспечить тебе хорошую защиту. Если ты… тебе… в общем… я… - Шурасик окончательно сбился, его плечи вздрогнули, и у него вырвался судорожный вздох. – Не уходи, Лен. Мы найдем способ вернуть…
- Я не хочу ничего возвращать.
Шурасик на мгновение замер.
- Теперь логично, - он снова улыбнулся, резко выдернул рюкзак из рук не ожидавшей этого Лены и закинул его на кровать. – Но, позволь заметить, когда говорит сердце – разум молчит. Никогда не думал, что скажу такое, однако: оставим логику, Елена. Давай просто любить друг друга, в горе и радости.
Лена боролась с собой: она еще вчера все решила. Она не должна оставаться с Шурасиком, он достоин большего, лучшего… лучшей. А она и в лопухоидном мире не потеряется: пойти в какой-нибудь НИИ Химпром или…
- Или квантовой физики, как наиболее близкой к реальной магии науке. Твою диссертацию нужно лишь немного подкорректировать, - Шурасик поцеловал Лену в сосредоточенную складочку между бровями, разглаживая ее. – Готов помогать тебе вносить правки. Ты уверена, что не хочешь остаться в Магфорде? По праву родства, например?
Складочка между бровями Лены снова залегла. По праву родства? В нерасторжимый магический брак не может вступить лопухоид, а запись акта гражданского состояния – пустая бумажка для мага.
- Патовая ситуация какая-то, - пробормотала Лена. – Наколдуй новую дверь: дует.
3.
My heart is like an open highway,
Like Frankie said:
I did it my way!
I just wanna live while I'm alive:
It's my life!
В эту пятницу Лена задумчиво чертила в блокноте схему пространственного преобразователя, но выходили почему-то роторные двигатели внутреннего сгорания. Она вырывала листок за листком и, скомкав, метким броском запускала упрямые чертежи в корзину к собратьям по несчастью. Отправив последний листок в полет, Лена уловила запах паленого пластика.
Магия начала возвращаться еще в феврале, и Лена заволновалась: связь, по всем законам жанра должная прерваться, никуда не делась, просто ослабла – если сосредоточиться, то можно было уловить отголоски настроения Жанны, Глеба и даже Ваньки. Шурасик только руками развел, когда она поделилась с ним своими опасениями, и стал приносить ей из Магфорда копии материалов по разделенному дару. Лена снова вела две научные работы одновременно, а Шурасик снова поднял вопрос об оформлении их отношений.
К концу июня от чертовой магии уже было никуда не деться. За прошедшие семь с небольшим месяцев Лена полюбила свою маленькую квартирку-студию на окраине Бристоля, подземку, институт, кафедру квантовой физики и своих коллег. Она с уверенностью могла сказать, что размеренный, спокойный лопухоидный быт ей был гораздо приятнее, нежели суматошный Магфорд с суетливыми домовиками под ногами, Хогвартс с его безбашенными подростками-старшекурсниками едва ли младше ее самой [4] и постоянное ожидание неприятностей со стороны незадачливого братца по силе. И вот теперь все грозило вернуться в привычную, но такую постылую колею.
Сколько она ни повторяла заветную формулу отречения, магия упорно текла по венам, навеки въевшись в ее кровь и прорываясь непрошенными вспышками с малейшими эмоциями. В их теперь уже четверке Лена, как самый сильный природный маг, оказалась самым слабым звеном дара, и от нее ничего не зависело: двое сильнейших упорно раскачивали их общий дар, день за днем укрепляя связь. Все, что оставалось Лене – временно смириться и изучать феномен дальше в надежде найти способ выйти из квартета. Пока что получалось, что их души срастаются между собой, невзирая на расстояние и образ жизни, и довольно в скором времени все четверо станут зеркальными отражениями друг друга, с общими мыслями, целями и желаниями. А учитывая, кто в их группе лидер и какие у него могут быть цели и желания, Лена готова была лезть на стену от отчаяния. И хотя то, что она чувствовала «на той стороне», было уже спокойнее, увереннее и как-то взрослее, что ли, все равно оно не совпадало с ее личными и пока еще независимыми планами.
- Шур, есть один способ. Тебе не понравится, - Лена сходу начала разговор на самую волнующую тему, опуская приветствия и предложение поужинать.
Шурасик кивнул и стряхнул с себя быстро остывавшие искры телепорта.
- Я принес тебе дневник Гретель.
Этот сюрприз стоил затраченных усилий: Лена просияла и с радостным восклицанием повисла на шее своего жениха. Она даже спрашивать не стала, где, как и сколько: понимала, что эти ответы могут не понравиться уже ей. Радость от подарка постепенно уступила место радости встречи, и объятья сменились жадными поцелуями, а затем и более откровенными ласками. Про остывший ужин молодые люди вспомнили глубоко за полночь.
Дневник Гретель представлял собой типичную для тех времен сшивку на суровой нити в деревянном переплете. Некромагиня даже не озаботилась обтянуть его кожей: по определенным линиям тонких дощечек были процарапаны отдельные знаки, знакомые любому некромагу. Внимательно изучив их расположение, Лена даже слегка удивилась: такая разметка говорила о полном отсутствии защиты. Неужели Гретель вела записи для своих возможных последователей?
Шурасик настороженно следил за действиями своей невесты, готовый в любой момент использовать самые страшные чары – он ждал любого подвоха от древней некромажки. Но подвоха не было. Конечно, почерк у девицы был не подарок, да и продираться сквозь начальные германские письменные эксперименты было сложно, но в целом – тетрадь и тетрадь. К утру изрядно уставшие, наспорившиеся до хрипоты по отдельным моментам, но довольные собой и друг другом гении перевели несколько страниц. К вечеру воскресенья дневник был переведен весь. Лена внесла последние правки в файл с исследованием связи и протянула планшет Шурасику.
- То есть, ты хочешь сказать, что вас надо… - Шурасик снял очки и недоуменно взглянул на идеально чистые стекла, - убить?
- Хотела сказать позавчера вечером, - поправила его Лена. – Теперь же я твердо уверена, что есть и другие варианты. Хотя названный тобой остается единственным безотказным и наипростейшим.
- Но, позволь, Елена, - на этот раз Шурасик смотрел недоуменно уже на нее. – Убить, может быть, и просто – хотя убить некромага, насколько я понимаю, задача не самая тривиальная, - но ты мне, уж прости за снобизм, живая нужна.
- Во-первых, на данный момент никто из нас не является полноценным некромагом, - Лена хитро прищурилась, - а во-вторых, умирать я буду не одна. Со мной уйдут Жанна, Глеб и… - она выдержала драматическую паузу, - Ванька. И вот за ним – я тебе гарантирую! – наша профессиональная спасительница-всего-подряд ринется очертя голову, только намекни. А инструкции я тебе уже составила, - она притянула планшет и открыла еще один файл. – Вместе вы мне горы свернете, Шур. Я знаю тебя, я знаю Гроттер. Главное – успейте до рассвета.
Шурасик замотал головой и порывисто прижал к себе Лену: ему хватило вскользь представить, как он убивает свою невесту. И пускай эта циничная некромажка так легко разбрасывается чужими – и даже, черт с ней, своей – жизнями, но он не сможет взять и убить ее. Даже во имя науки. Даже если она миллион раз поклянется всеми страшными клятвами, что это – особый ритуал, смерть временная, и он без труда оживит ее.
- Нет, я категорически – подчеркиваю: категорически! – не согласен. Я требую другой способ.
- Я так и знала, - Лена фыркнула и открыла еще один файл. – Только не говори, что я не предупреждала.
4.
This is for the ones who stood their ground,
For Tommy and Gina who never backed down.
Tomorrow's getting harder, make no mistake:
Luck ain't even lucky –
Got to make your own breaks.
Как бы Шурасик ни нахваливал английские метлы, на полпути до Буяна он пересел в Ленкину ступу. Приземлившись прямо перед откидным мостом, Шурасик сбил с себя заклинаниями лед, а Ленка согрела его потоком силы. Здесь, на Буяне, она, казалось, могла дышать огнем, как заправский дракон. Ощущение ей очень и очень не нравилось: связь, от которой она абстрагировалась с небольшими усилиями в Бристоле, по мере приближения к архипелагу вышла на первый план ее сознания, сбив и отодвинув ее собственные мысли – Глеб был непростительно близко, на одном из островов, и Лена с точностью могла сказать, на каком именно. Этого она в своих изысканиях не учла и никаких инструкций на случай своего возможного помешательства не продумала. Но, трезво оценив происходящее внутри себя, она немного успокоилась: через несколько минут ощущения улягутся, и она будет почти собой, с единственной поправкой – реагировать на происходящее будет нетипично для себя, но типично для Глеба.
- Шурик, я должна тебя предупредить: Бейбарсов рядом, и он имеет на меня большое влияние. Так что десять раз переспроси меня, точно ли я, - она выделила эти слова, - с тобой говорю, или мое сбежавшее подсознание. Мы должны придерживаться изначального плана. И зря я на это вообще согласилась, - последнюю фразу Лена произнесла с досадой, даже чуть поморщилась.
Шурасик задумался. Раньше – до всей этой истории с потерей дара – он был уверен, что знает «свое ребро» до последней клеточки, до последней мысли, но как он ошибался! За прошедшие с того момента более полугода он ни разу себе не позволил такой – теперь – крамольной мысли, что его женщина проста и предсказуема хотя бы для него, и она не уставала удивлять его. Шурасик послушно удивлялся, каждый раз задавая себе вопрос: «Разве моя Елена такая?», каждый раз отвечая: «Еще и не такая!», с каждым таким вопросом-ответом осознавая, что любит ее тем сильнее, чем больше нового в ней открывает. И вот сейчас от него требовалось, на его взгляд, невозможное: улавливать в словах, жестах и мыслях такой незнакомой, как выяснилось, Елены еще менее знакомые слова и мысли какого-то Бейбарсова, о котором он только и знал, что тот подчинил силу Тантала да преследовал Гроттер, как первостатейный маньяк.
- Елена, я вижу неоспоримый плюс в сложившейся ситуации: ты можешь без труда узнать, где находится Зеркало Тантала, просто настроившись на мысли своего… - сказать: «брата» ему не позволила совесть, Шурасик за эти месяцы накрепко усвоил, что у Лены есть единственный родственник, и тот потенциальный – он сам, - партнера по дару.
Лена отрицательно мотнула головой – как-то слишком резко и нетерпеливо – и напряженно вытянулась, покачиваясь с носка на пятку и глядя себе под ноги. Эту манеру Шурасик узнал сразу: на уроках нежитеведения он сидел рядом с Бейбарсовым, и, когда тот в очередной раз отличался внешкольными и не вполне законными знаниями по предмету, доцент Горгонова отчитывала некромага, совершенно не стесняясь в выражениях – впрочем, как и остальных. А Бейбарсов же, не опускаясь до открытого хамства, стоял, якобы покорно потупив взор, и про себя крыл стервозную преподавательницу так, что Шурасику становилось, мягко говоря, неуютно – столько злости и агрессии было в мыслях некромага, который не только не думал экранироваться в эти моменты, но осознанно выливал свои эмоции. Теперь же его передернуло от воспоминаний. Казалось, рядом стояла не Лена – Бейбарсов, считавший предложение Шурасика (а, возможно, и всю их затею) чем-то явно глупым и нежизнеспособным. И Шурасик рискнул.
- Алена, - он почти неосознанно позвал свою женщину тем именем, которое выдыхал в моменты их близости. Лена перестала раскачиваться и подняла на него взгляд. Нехороший такой взгляд, не Ленкин. – Алена, - позвал он еще раз, и в ее глазах стали проявляться знакомые Шурасику искорки.
Он осторожно, как Лена в свое время учила, проник в ее сознание. Это было не подзеркаливание, а очень мягкое телепатическое воздействие. Сейчас, когда она была практически полным отражением Бейбарсова, можно было через нее «достучаться» до него, не рискуя попасться: скорее всего, даже если тот заметит стороннее присутствие в своих мыслях – такое, опосредованное, через Ленку – не идентифицирует как совсем чужое, максимум – мягко закроется от сестры. Но он не сделал и этого. Шурасик шаг за шагом продвигался к нужным ему событиям недавнего прошлого, и, добравшись до середины осени, едва сдержал радость, чтобы не закричать: «Эврика!» Зеркало Тантала было спрятано в одном из приметных своей шириной туннелей подземелья, и стена около прикрытой мороком ниши была помечена ритмично мерцавшим факелом.
Шурасик осторожно обнял Лену, и та ощутимо расслабилась в его руках.
- Есть какие-нибудь способы защитить тебя от этой связи хотя бы на время? Заклинания, наговоры, воздействия? Едва ли Сарданапал будет рад увидеть тебя… такой.
Лена невесело усмехнулась:
- Едва ли Сарданапал будет рад увидеть меня такой… живой.
- Елена, держи себя в руках. Себя – и в своих. Как защитить тебя сейчас?
Шурасик подумал, что зря волновался: отличить Лену от Бейбарсова оказалось так же просто, как волкодава от той-терьера, даже если ты никогда не видел ни одного из них вживую. А еще он с ужасающей простотой увидел, что смерть – не самое страшное, что может произойти, и, если с Зеркалом не выгорит, он теперь – после нескольких минут рядом с не-Леной – понял, что готов идти до конца, отправить ее в Тартар и спуститься за ней самому. Теперь стало ясно, чего именно она так боялась и почему убийство, даже с учетом возможного провала воскрешения, казалось ей таким привлекательным выходом.
«Потому что в этом случае шансов вернуть Елену намного больше, чем тот ровненький «ноль», что мы имеем, если не порвем связь. А ведь на этапе исследования все было совсем не так жутко».
- Я в норме, - Лена уткнулась Шурасику в плечо. – И в твоих руках мне намного надежнее, знаешь?
Лена – его Лена – никогда бы не позволила себе такое, пускай и прикрытое, покровительство: успокаивают сильные мужчины слабых женщин, и коктейль из Лениного сознания и не-Лениного подсознания – единственный вариант «нормы» на ближайшие несколько часов – еще не раз макнет Шурасика в лужицу ее истинного, но ранее тщательно скрываемого превосходства над ним. Отличить Лену и Глеба действительно легко. А вот отделить их сейчас друг от друга никакие щиты не помогут. К испытанию слабостью Шурасик не был готов совершенно. Шурасику стало по-настоящему страшно.
5.
It's my life!
And it's now or never;
I ain't gonna live forever:
I just want to live while I'm alive.
(It's my life)
- Ягге, да не могу, не могу я допустить, чтобы у меня под носом резвились молодые недо-боги, переевшие изначальных сил, пойми ты это! – академик уже давно потерял терпение, но упорно цеплялся за надежду.
- А я тебе говорю, что понятия не имею, что со всем этим можно сделать. Да и нужно ли? И никакие-такие «связующие» я варить не собираюсь. Все, Сарданапал, все. Оставь парня в покое – и без того ему досталось. И, - Ягге сменила тон с упрямо-недовольного на более мягкий, - кажется, у тебя гости. А мне пора.
Лена и Шурасик недоуменно переглянулись, услышав обрывок разговора на повышенных тонах. Раскланявшись с целительницей в коридоре и дождавшись из кабинета вполне уже миролюбивого: «да-да, входите», они переступили порог кабинета величайшего волшебника современности. Если бы они знали его чуть-чуть похуже, то посчитали бы его настроение добродушно-рассеянным, но – дьявол в мелочах – борода строго обвивала пояс академика, а усы безжизненно висели, повинуясь всем законам физики. Лена коротко взглянула на него и, едва заметно усмехнувшись, кивнула в знак приветствия. Шурасик запаниковал и вместо давно привычного «Здравствуйте, господин Черноморов» выдал детское:
- Здрасти.
От напускного добродушия академика не осталось и следа. Весь их идеальный план с отловом парочки уникальных тибидохских хмырей для лаборатории Магфорда летел в тартарары, увлекая за собой и счастливое будущее почти состоявшейся ячейки общества.
«Нет-нет, еще остается ритуальное убийство», - попытался успокоить себя Шурасик. Но вместо спокойствия поймал себя на мыслях о том самом заветном коридоре подземелий.
Лена демонстративно смотрела в окно за спиной академика, а тот не менее демонстративно ждал начала никому уже не нужного разговора. Шурасик вдруг отметил, что слышит биение сердца Лены, и бьется оно почти в унисон с его собственным, отставая всего лишь на малую долю секунды. А вот сердца Черноморова он почему-то не слышал.
- Садитесь, - наконец произнес академик, сотворив два удобных кресла для своих выпускников. – И послушайте, что я вам скажу, - он поймал настороженный взгляд Шурасика и внимательный – Лены, устало вздохнул, ссутулился, будто все прожитые им тысячелетия тяжелым небосводом навалились на его плечи. – Во-первых, за чем бы вы сюда ни пришли, я не хочу этого видеть [5]. Во-вторых, это «что-то» не должно ни пострадать в процессе, ни покинуть территорию Буяна: все, что вам нужно, сделаете там, где этот предмет находится. Можете перепрятать его, я не возражаю. Но только в более надежное, если найдете, место. В-третьих, не в моих правилах ограничивать гостей, но один остров, - академик многозначительно посмотрел на Лену, - на данный момент закрыт для посещений, и это не обсуждается. А что до более… э-э… - следующий долгий взгляд достался Шурасику, - экстремальных ритуалов, то рекомендую освежить в памяти мифы Древней Греции, об Орфее и Эвридике особенно. И крепко-накрепко запомнить, что только истинно любящий может увести своего любимого, причем так же истинно любящего, у Смерти. Иначе там, - он театрально указал глазами вниз, - останутся оба.
Таким своего бывшего директора Шурасик видел впервые. Нет, он, конечно, слышал, что древний витязь Разящий Свет не за белозубую улыбку свое прозвище получил. И что телепат он тот еще – тоже знал, теперь вот и не понаслышке. Но пришло время расстаться с последними детскими иллюзиями: Свет – не всегда добро, Мрак – не всегда зло, а Истина – та вовсе не ведает таких мелочных рукотворных понятий, как Свет и Мрак. И вот сейчас – в этот самый момент – перед Шурасиком сидело воплощение Истины, изначальной Первородной… Тьмы. [6] Главное – задать правильный вопрос. Малейшая ошибка – и ответ будет направлен на абсолютно другой результат, причем, не факт, что противоположный. Просто другой. Шурасик кинул взгляд на непроницаемо-спокойную Лену и решился:
- Вы планируете придерживаться политики невмешательства до конца наших действий с объектом?
Черноморов наградил Шурасика печальным (и Шурасик был готов поклясться, что искренним) взглядом. Что творилось в голове у академика, он мог лишь гадать, но едва ли самые смелые догадки дотягивали и до сотой доли правды. Лена с безучастным и до оскомины естественным видом стала изучать свой маникюр.
- Шурасик, давай перестанем играть словами. Вы оба – мои лучшие выпускники за многие, многие годы. Я горжусь вами, вашими достижениями, вашей целеустремленностью и выбранным путем. Горжусь тем, что во всем этом есть и моя заслуга. Если тебе интересно мое отношение к задуманному вами, то вот оно: это ужасно. Страшно, опасно, неоправданно, и вы рискуете несколькими жизнями. И, что еще хуже, многими судьбами. Если тебе хочется услышать мой совет, то вот он: откажитесь от этого плана. Если ты хочешь знать мое мнение, то скажу тебе и его: у каждого поступка есть мотив. И каждый поступок является результатом выбора. Только вот, бывает, что человек делает выбор, а бывает, что выбор – человека. И, к сожалению, последнее случается много чаще, чем хотелось бы. Даже со мной. Как бы мне ни хотелось, вмешаться я не смогу.
- Благодарю за предоставленные возможности, - Лена встала и, кивнув Шурасику, вышла.
Шурасик тоже встал, но академик окликнул его перед самой дверью:
- Постой. Есть очень хорошее заклинание. Даже не заклинание, а просто… волшебная фраза. Иногда она работает и невербально. Если подействует – эффект превзойдет любые ожидания, давая самую надежную универсальную защиту.
- А в противном случае?..
- Будет сотворена иллюзия этой самой защиты.
Шурасик замер в ожидании: он готов был рисковать еще и еще, сколько потребуется, если это давало хоть малейший, пусть даже такой призрачный шанс Лене сохранить себя и не попасть под влияние еще и Зеркала Тантала.
- «Я тебя люблю».
6.
My heart is like an open highway,
Like Frankie said:
I did it my way!
I just want to live while I'm alive
'Cause it's my life!
В подземелья Тибидохса Лена и Шурасик спустились налегке, Лена взяла лишь небольшой кухонный нож с сильно сточенным лезвием и пластмассовой ручкой, изрядно исцарапанной и в паре мест оплавленной. Шурасик немного неуверенно шагал по широкому земляному коридору, и Лене казалось, что направление он берет наугад. Когда туннели превратились в узкие и низкие лазы, годные явно для мелкой нежити, но не человека, Лена раздраженно шикнула.
- Сейчас, сейчас, - Шурасик попытался повернуть голову в ее сторону, но был слишком ограничен шириной лаза, - разве ты не чувствуешь? Сильный темный артефакт совсем рядом.
Лена чувствовала. А еще Лена чувствовала, что близка к серьезному эмоциональному всплеску, и это – гарантированный взрыв. В замкнутом пространстве. В очень ограниченном замкнутом пространстве. В очень ограниченном замкнутом пространстве и в непосредственной близости к дорогому ей человеку.
«Держись, держись, ты можешь», - убеждала себя Лена.
Метрах в ста с небольшим был виден выход в просторный туннель с мерцавшим светом. Три коротких – три длинных – три коротких – пауза.
«Держись, держись, еще немного».
Шурасик уже выбрался и встал во весь рост. Обернулся, подал выползавшей Лене руку. Она думала, что дождется, когда останется в лазе одна и направит (хотя бы попытается) силу назад – выбор остался только за направлением, сдержать выплеск уже не удастся. Но Шурик уверенно выдернул ее наружу, обнял и прошептал на ухо:
- Я тебя люблю.
Лена закрыла глаза и развела руки в стороны. Одновременно с выдохом облегчения из груди, с ее ладоней сорвались длинные тугие струи огня и улетели вдоль по туннелю – в оба конца. Шурасик крепко сжал ее в своих руках и повторил:
- Я тебя люблю.
Взрыв был купирован.
Морок на нише был чудо, как хорош: под рукой ощущалась влажная утрамбованная земля, ноги упирались в твердую стену, даже истинное зрение показывало, что никакого морока здесь нет – стена настоящая. Но место было точно то: факел, зачарованный на «SOS», на такой глубине и явно рядом с сильным черномагическим артефактом, вряд ли имел шальных братьев-близнецов. Лена про себя похвалила Глеба – мороки тот не любил, и давались они ему не особо, но тут он расстарался.
«Права была бабка, когда поощряла его дуэли с ней: все-таки, он практик в чистом виде, в экстренной ситуации вспоминает даже то, чего никогда не знал».
Как, например, не знала и Лена, что за гибрид чар ей сейчас придется расплетать. Не впервой, конечно, за этим двоечником хвосты мести, бывали у него экспромты и позапутанней. И ситуация – как нельзя экстренней. Плеснуть немного крови – здесь и здесь, посмотреть, куда поползут змейки-капельки; начертить пару символов на пороге-полу и в районе предполагаемого дверного замка – отметить, как изменилась структура стены; шепнуть на Vera Tenebris [7] пару заученных, но всеми мирами забытых слов – прислушаться к едва ощутимой пульсации энергии по-за мороком. Закрыть глаза, спросить у Глеба: «Что за ересь ты сотворил?», почувствовать в ответ: «Не знаю, Ленок. Но: стоя спиной, левой ногой три коротких – три длинных – три коротких и Слово Соломоново». Притянуть к себе Шурика, отбить по глухой стене в унисон с факелом ритм, шепнуть сложное слово, не запутаться в согласных – и провалиться за морок. Обнаружить себя в небольшом помещении с зеркалом в полстены. В одиночестве.
Зеркало прикидывалось обычным зеркалом. Лена даже оглядела себя в нем, скептически хмыкнула, расплела косы и собрала волосы в тугой пучок на затылке. Хмыкнула уже удовлетворенно. Можно было выкидывать из головы все, что она читала об этом артефакте: оно не бурлило в котле, не переливалось, не отражало луну, не стекало лужицей в подставленные ладони, не требовало жертв и не выставляло на показ экспозицию темных артефактов. Оно даже банально жидким не было: рука Лены упиралась в холодное стекло (можно было поклясться, что сзади оно покрыто амальгамой), а после на нем остался жирноватый след. Лена легким движением чиркнула по нему ножом и обреченно уставилась на неглубокую царапину. Лена-из-отражения сделала то же самое. Ни-че-го.
Скрипнула и отворилась дверь за спиной. В помещение вошел Бейбарсов и встал вплотную с Леной. С Леной-из-отражения, как выяснила реальная Свеколт, бросив быстрый взгляд себе за плечо. Здесь, в реальности, она по-прежнему была одна. Глеб улыбнулся одними губами и взял Лену-из-отражения за руку; поднес ее кисть к губам, запечатлел долгий и нежный поцелуй на тыльной стороне ладони. Точнее, поцелуй мог бы быть нежным, если бы не взгляд Бейбарсова – он внимательно, без тени эмоций, наблюдал за Леной-из-реальности. Лена-из-отражения подала Глебу нож – тот самый, со сточенным лезвием, которым баба Таня картошку на обед чистила, – и некромаг резко и глубоко полоснул Лену вдоль по вене предплечья. Обеих Лен. Кровь впитывалась в стекло насухо, вырываясь из открытой вены широким веером. Лена прикоснулась к зеркалу, нет, уже Зеркалу – и рука погрузилась за грань. Лена сделала шаг вперед – и, слившись с двойником, оказалась в зазеркалье.
Сквозь небольшое окно в невидимой с реальной стороны стене пробивался мягкий лунный свет. Бейбарсов мягко провел языком по ране, и Ленина рука затянулась розовым шрамом.
- И что ты тут делаешь?
- Я тут живу, девочка.
Голос Бейбарсова оказался низким, немного хриплым и довольно приятным. Лена почти физически ощутила всю глупость книжных познаний, которые сегодня подводили ее раз за разом. Бестолковый, постоянно влипающий из-за собственных ошибок в опасные ситуации, практик Глеб, принципиально читавший лишь лопухоидные романы да из-под палки пару наугад выбранных параграфов из учебников, разобрался со сложным артефактом и быстро добился нужного ему эффекта. А она – осторожная умница, вычитавшая всю информацию и предусмотревшая все возможные исходы – стояла в недоумении, пытаясь совместить алгоритмы из инструкций: «активировать прикосновением, мысленно вызвать необходимый артефакт, погрузить руку в жидкое Зеркало, взять предмет и т.д.»; и реальность: почти литр вылитой крови, полный уход в зазеркалье, ни одного артефакта, Тантал. Когнитивный диссонанс грозил перерасти в обструктивный психоз вот-вот-в-это-мгновение, если ничего не изменится. Мгновение, второе, третье: ничего не изменилось.
«Держи себя в руках. Себя – и в своих».
«Я тебя люблю».
«Алена…»
«Это… важно».
Это было действительно чертовски важно, это было… Было. Тантал по-прежнему испытующе и равнодушно смотрел на нее, но обструктивный психоз Лена все-таки отменила. А когнитивный диссонанс просто задвинула куда-то глубоко. В пизду, как сказал бы Глеб, но и его – туда же. Луна меняет, и хозяин Зеркала волен принять в ее свете облик того, кто с ним связан. Теперь – и ее тоже. Лена взглянула в его глаза: обычные такие темные глаза, некромаг и некромаг – чего там все про него пишут? – и улыбнулась. Как он – одними губами. Тантал легким движением пальцев сорвал заколку с ее волос, и разноцветные пряди пестрой волной рассыпались по плечам высокой – всего на какой-то десяток сантиметров ниже него – Лены. Теперь они поменялись ролями: Лена смотрела на некромага внимательно, изучающе и равнодушно, тот же смотрел… никак. А потом ее губы обжег клеймящий поцелуй, и вдоль позвоночника скользнуло в низ живота и натянулось тугой струной возбуждение. Лена сделала шаг навстречу Танталу.
«Алена…»
«Я тебя…»
«Держи…»
«Это…»
Он, наверное, хороший любовник. Особенно в красивом и сильном молодом теле.
«Себя – в руках».
«Люблю».
«Важно».
Но она – своей голове хозяйка. И некромаг, к тому же. Пускай и не очень некро- на данный момент. Поэтому клеймо слетело с ее губ одновременно с наваждением-желанием.
- Связь. Надо. Разорвать.
- Надо так надо, - пожал плечами Тантал и воткнул старый ножик-из-отражения Ленке в сердце.
Лена встала с пола и посмотрела в стылое зеркальное стекло. Там, за гранью, на полу лежала Лена-из-отражения и не подавала признаков жизни. Дверь в дальней стене постепенно закрывалась, тихим скрипом заглушая удалявшиеся шаги Тантала.
Первое, что почувствовала Лена, выйдя из-за двери-морока – это объятия родного Шурика. Второе – огненную силу и мысли тоже, видимо, родного Бейбарсова.
- Ничего не вышло.
7.
Better stand tall when they're calling you out…
Don't bend, don't break, baby, don't back down!
- Шур, а давай ты все-таки убьешь меня, а? Я не хочу возиться с очередным ресурсозатратным способом, лишь бы потешить твое человеколюбие. – Шурасик упрямо молчал и смотрел в тарелку с недоеденным ужином. – Шур, я устала, серьезно. Время – конец октября, связь все сильнее, мне просто страшно, понимаешь? – Шурасик кивнул, не поднимая взгляда и снова промолчал. – Шу-ур, ты меня замуж зовешь. Меня ведь? Или не-меня?
Лена действительно устала от этих бесконечных разговоров: за остаток лета и половину осени Шурасик несколько раз убеждал ее попробовать «ну вот этот точно последний – а потом… если… то, в общем…» способ. И несколько раз Лена сдавалась под его натиском. И он отлично это понимал.
Сам же Шурасик устал от борьбы с серьезными силами, и «вот этот точно последний» способ на поверку оказывался способом самообмана: рука на четверых одним махом у него по-прежнему не поднималась, и из страха и подобия отвращения к себе за трусость черпались силы на очередную попытку разорвать связь без жертв. А что в таком желанном Леной способе жертвы будут, он знал наверняка – академик предупредил, что сам он забрать сможет только Лену. Это если Лена – как же страшно говорить это «если»! – действительно любит его и пойдет за ним. Ваньку, допустим, заберет Гроттер – там без вопросов. За Глебом пошла бы Жанна, но – увы и ах! – за ней самой надо будет идти, только вот решительно некому. Глеб с большой натяжкой вышел бы за Гроттер, но та однозначно пойдет не за ним… в общем, куда ни кинь – всюду клин. Убить, чтобы воскресить, Шурасик еще кое-как заставил бы себя. Но вот убить и не воскресить он не мог. И этого Лена понимать никак не хотела. Лена хотела просто жить.
- Ты в состоянии это понять? Я жить хочу, Шурик. Нормально жить. Дальше работать в НИИ, или – Древнир с ним – в Магфорде, замуж за тебя хочу… ай, надоело, - Лена устало махнула рукой и собрала со стола посуду. – Четыре месяца по кругу ходим. Альтруист чертов. Почему ты считаешь, что заплатить за мою жизнь своей никто не должен, а я своей – за чью-то там – должна, обязана прямо?
- Потому что за тебя двое заплатят, а ты за двоих – одна, - Шурасик вздохнул, тоже устало – действительно, по кругу. Они уже наизусть выучили этот ежевечерний разговор. Казалось, и начинали-то они его уже, скорее, по инерции, чем из-за реального желания прийти к какому бы то ни было консенсусу.
- И за меня – одна.
- Глеб и Жанна.
- Глеб? Выкрутится как-нибудь. Этот… всегда выкручивается. Вот и решай, кто тебе дороже: я или Жанна?
Ответить Шурасик не успел – тарелка выскользнула из рук мывшей ее Лены и, с глухим стуком упав на линолеум, раскололась на несколько крупных черепков. Сама Лена медленно оседала по стене, держась за сердце. Шурасик подскочил к ней быстро – даже секунды не прошло, попа еще не коснулась пола, рука не упала безжизненной плетью… но Лена уже была мертва.
Когда Шурасик поднялся с колен с телом своей возлюбленной на руках, он не мог сказать, сколько времени прошло с момента ее смерти; он только чувствовал жгучую боль в горле – будто от крика, и саднящую резь в глазах – будто от слез. Но одно он мог сказать точно: пора было звонить вдове Валялкина.
It's! My! Life!
______
[1] Подать стакан воды перед смертью: древний ритуал передачи силы и защиты, в прямом смысле через чашу с водой и соприкосновение рук в момент смерти.
[2] Резистентность – здесь физический термин, сопротивление. Способность поглощать и преобразовывать энергию.
[3] Я разделила Хогвартс и Магфорд, оставив первый колледжем – детям до семнадцати, каковым он являлся у Ро, а второй сделав академией, отдав его магспирантам и ординаторам, т.е. получающим высшее магическое; при этом это одна организация и одна, в общем-то, локация. Корпуса разные.
[4] На момент начала фика Ленке 17, Шурасику 20, все как дядь-Дима написал.
[5] Отсылка в канон, где академик весьма неохотно дает клятву-Громус «Я уничтожу Зеркало Тантала сразу, как только увижу его». А вот искать его он не пообещал даже намеком.
[6] Быт.1:1 В начале сотворил Бог небо и землю. Быт.1:2 Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. Быт.1:3 И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Быт.1:4 И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. (Ветхий Завет, Бытие)
[7] Vera Tenebris (лат.) – истинный темный [язык].
Отредактировано Draco (29 мая, 2017г. 20:33:51)
